Смотреть не на лужу, а в её отражение, не на словах, а на очертаниях ощущать модель мироздания, картину сгенерированную мозгом, которая принадлежит тебе и только тебе, тому наблюдателю, влившему свое восприятие в кусок материи.
Не будет ни одного человека в следующие тысячи лет способные видеть мир моими глазами, чувствовать моими ощущениями, грезить моими мечтами. Всё — сброд, появившийся в жалкое время, рассуждающий о работе, о любви и о славе. Кто же тогда я? Я бы лёг на мокрую землю впитывать дождевые капли, смывать ими раны социума, обиды мелких стервятников. Я бы заковал себя в камень и жил в землетрясении в жерле вулкана или на дне океанов; и не было бы мне тесно, пока сдерживающая меня сила защищающая мой скелет не рассыпалась бы песком. Я бы вновь учился ползать, ходить и бегать, как прежде, чтобы забыть на время свои планы, стать ничтожеством, обернуться сидевшим на дереве вороном, созерцающим спешащих под низом зомби. И смеялся бы над ними ранним утром как смеётся петух, жил бы спокойным пауком и был надоедливым тараканом. Всё чтобы не делать ничего из-за боязни. Не пробовать изменить строй в улье, отрастить ноги в воде, встать на задние лапы. Это сложно, неудобно, непривычно, смешно, глупо, человечно.