В созданиях всех великих поэтов, в сущности, нет второстепенных персонажей, каждое действующее лицо есть на своем месте главный герой.
Всякий имеет право быть глупым.
Единственная красота, которую я знаю, — это здоровье.
Случайный визит в дом умалишенных показывает, что вера ничего не доказывает.
Там, где сжигают книги, впоследствии сжигают и людей.
Легко, например, прощать своим врагам, когда случайно не обладаешь достаточным умом, чтобы иметь возможность повредить им, и также легко не обольщать женщин, если ты наделён слишком уж неприглядным носом.
Не быть подчинённым никакому закону значит быть лишённым самой спасительной защиты, ибо законы должны нас защищать не только от других, но и от нас самих.
Поэты — не постоянный народ, на них нельзя положится, и лучшие из них часто меняли свои взгляды только из страсти к переменам. В этом смысле философы куда надёжнее, куда больше, чем поэты, придерживаются тех истин, которые некогда высказали; куда более стойко борются за них, ибо сами с трудом извлекли эти истины из глубин своего мышления, в то время как к праздным поэтам они приходят как лёгкий подарок.
Никакая религия больше не в состоянии обуздать похоть маленьких властелинов земли, они безнаказанно глумятся над вами, их кони топчут ваши посевы, и дочери ваши голодают и продают цветущее тело грязному парвеню, все розы этого мира становятся добычей ветренного племени игроков на бирже и привилегированных лакеев, и от высокомерия богатства и власти ничто не защитит вас — кроме смерти и сатиры.
Однако, подумайте о том, что церковь повсюду союзница аристократии и даже кое-где состоит у неё на жалованье. Церковь, некогда властительная дама, перед которой рыцари преклоняли колена и выезжали в её честь на турнир со всем Востоком, эта церковь стала немощной и состарилась, она готова теперь подрядиться к этим самым рыцарям на службу нянькой и обещает своими песнями убаюкать народы, чтобы легче было наложить оковы на спящих и потом остричь их, как овец.
Разумеется, ясный солнечный свет свободы печати так же убийственен для раба, предпочитающего под покровом темноты получать высочайшие пинки, как и для деспота, которому не по душе луч, освещающий его одинокое ничтожество.
Думаю, однако, что всегда подозрительно, когда человек меняет взгляды и переходит на сторону господствующей власти, и что в этом случае он уж никак не может почитаться хорошим авторитетом.
Ах, если великая страсть овладевает нами во второй раз в жизни, — у нас, к сожалению, нет уже прежней веры в её бессмертие, и мучительнейшее из воспоминаний говорит нам о том, что в конце концов она сама себя пожирает…
Женщина не знает второй любви, её натура слишком нежна, чтобы дважды пережить страшнейший катаклизм.
Да, женщины опасны; но я всё же должен заметить, что красивые далеко не так опасны, как те, которые обладают умственными преимуществами более, чем физическими. Ибо первые привыкли к тому, чтобы мужчины ухаживали за ними, между тем как последние, играя на себялюбии мужчин и приманивая их лестью, приобретают больше поклонников.
Гомеопатический принцип, согласно которому от женщины нас излечивает женщина, пожалуй более всего подтверждается опытом.
Немец похож на раба, повинующегося своему господину без помощи веревок, кнута, только по его слову, даже взгляду. Рабство в нем самом, в его душе; хуже материального рабства рабство духовное.
Христианство возникает как утешение: те, кто в сей жизни насладился обильным счастьем, в будущей поплатятся за него несварением желудка; тех же, кто слишком мало ел, ждет впоследствии превосходнейший пиршественный стол; и ангелы будут поглаживать синяки от земных побоев.
Как в промышленности, так и в религии, вредна система монополии; свободная конкуренция сохраняет их силу, и они лишь тогда вновь расцветут в блеске своего первоначального величия, когда будет введено политическое равенство культов, так сказать, промышленная свобода для богов.
В залитой солнцем цветущей долине я избрал бы в спутницу польку; озарённой лунным светом липовой роще я предпочёл бы немку. Путешествовать по Испании, Франции и Италии я хотел бы с полькой; странствовать по путям жизни я хотел бы с немкой.
Нынешний день — порождение вчерашнего дня. Чтобы узнать, чего желает нынешний день, нужно исследовать, чего хотел вчерашний день.
Искусство дворов — это умение так ожесточить кроткого государя, чтобы он стал палицей в руках царедворца, а сурового государя так смягчить, чтобы он, подобно львам господина Мартена, охотно играл в любую указываемую ему игру, принимал любую позу, выполнял любое дело.
В беспокойные времена деньги боязливы, скрываются в сундуках богачей, как в крепостях, держатся замкнуто — дисконт поднимается. В спокойное время деньги снова становятся беспечны, предлагают свои услуги, показываются в публике, держатся очень благосклонно — дисконт стоит низко.
В самом деле, чрезмерные расспросы женщин докучны. Пользуйтесь вашими губками, красотки, не для вопросов, а для поцелуев. Молчание — важнейшее условия для счастья. Если мужчина выбалтывает всё о своём счастье или женщина с любопытством выспрашивает о тайнах своего счастья, они оба его лишаются.
К сожалению, женщины способны делать нас счастливыми всего только на один лад, в то время как у них имеется тридцать тысяч способов сделать нас несчастными.
I will not say that women have no character; rather, they have a new one every day.
Matrimony: the high sea for which no compass has yet been invented.
Woman is at once serpent and apple.
Мой основной принцип – «чем дороже мы обходимся людям, тем больше они любят нас!»
Мы должны прощать наших врагов, но не прежде, чем их повесят.
